Опасность невыраженных эмоций
Джон Пауэлл
Известно, что плавающий айсберг виден только на одну десятую своей величины. Девять десятых остаются под водой. Сходная оценка была предложена и по отношению к человеческим эмоциям. То, что мы видим, составляет лишь десятую часть того, что есть на самом деле. Это предложение подразумевает не только то, что люди проявляют лишь одну десятую часть своих эмоций, но и то, что они сами осознают лишь малую часть своих эмоций. Мы скрываем основную массу своих эмоций даже от самих себя посредством подсознательного механизма, называемого репрессией.
Невыраженные, непроявляемые эмоции — вещь весьма обычная. Очень многие эмоции, которые мы признаем «про себя», мы никогда не выражаем внешним образом. Например, «Я никогда не покажу ей, что я ревную». Имеются две основные причины для непроявления таких признаваемых нами эмоций. Первая — мы сомневаемся в том, что другие нас поймут. Они лишь удивятся и, пожалуй, усомнятся в наших умственных способностях. Такого рода сомнения затронут самую чувствительную область в нас самих — наш собственный образ, а следовательно, и наше само-принятие, само-уважение, само-празднование. Вторая возможная причина невыражения эмоций еще более серьезная. Я боюсь, что мое эмоциональное попущение может быть использовано против меня либо случайно, бездумно, либо с жестоким умыслом. Вы можете это сделать не сразу, но даже если вы используете мои эмоции не в отчетливой форме, я всегда буду думать, что вы просто жалеете меня, боитесь меня или отдаляетесь от меня из-за того, что я когда-то доверил вам некоторые мои чувства.
Невыраженные эмоции нельзя назвать явлением положительным, однако репрессия эмоций, низведение их в область подсознательного, оказывается еще более разрушительным. Мы прячем источник нашей боли в темнице подсознательного и заставляем их молчать. Но, к несчастью, репрессированные эмоции не умирают. Они изнутри оказывают свое влияние на личность и поведение человека. Например, человек, репрессировавший чувство вины, будет стремиться всегда, хотя и подсознательно, наказать себя. Он никогда не позволит себе испытать чувство безграничной радости или успеха. Репрессированные страхи и гнев могут проявляться физически в виде бессонницы, головных болей или язвы. Если такие страхи или гнев будут восприняты сознательно, и человек расскажет о них в деталях кому-либо другому, то вполне вероятно, что у организма уже не будет необходимости проявлять это в виде бессонницы, непрестанных головных болей или язвы.
Имеются три основных мотива репрессий. Мы хороним нежелательные эмоции, потому что:
- Мы так запрограммированы. Так называемые «родительские наставления», преподанные нам в раннем возрасте, постоянно звучат в нашем сознании. Наши глубочайшие инстинкты подвергаются действию воспитания в течение первых пяти лет нашей жизни со стороны родителей или тех, кто был постоянно возле нас и оказывал на нас влияние. У ребенка из семьи, где не принято бурно выражать свои чувства, естественно, будет проявляться тенденция к подавлению таких эмоций, как нежность и стремление привлечь к себе внимание. Ребенок, который вырос в семье, где имели место постоянные конфликты между родителями, может быть, имел вполне подходящие условия для проявления гнева, но невольно учился подавлять такие чувства, как сострадание, раскаяние и т.п.
- Мы «морализуем» эмоции. В зависимости от наших взглядов мы склонны называть те или иные эмоции «хорошими» или «плохими». Например, чувствовать благодарность — это хорошо, а чувствовать гнев или ревность — это плохо. В чистом виде это звучит глупо, но по существу родители часто говорят своим детям: «Ты не имеешь права испытывать такое чувство» или «Ты не должен был чувствовать гнев, а должен был бы чувствовать сострадание». Есть одно вполне законное чувство, которое, однако, в нашем обществе почти повсеместно находится под запретом, — это чувство жалости к самому себе, чувство саможаления, вплоть до того, что само слово «саможаление» стало почти бранным словом.
- И, наконец, последнее, что заставляет нас отказаться от чувств, это так называемый «конфликт значимости». Например, если стремление быть мужчиной стало существенной составной частью моей идентичности и моего собственного образа, той значимостью, на которую я поставил самую высокую ставку, то определенные эмоции будут наносить ущерб этому образу. Я буду тщательнейшим образом проверять свои эмоции, чтобы сохранить мужественность. В течение первых сорока лет моей жизни я не смел позволить себе бояться кого-либо или чего-либо. Во всяком случае, я твердо держал это в голове и именно так всегда говорил. Но мой бедный желудок нес все иго этой репрессии. Мои кишки никоим образом не хотели верить ни голове, ни языку.
Я думаю, что эти три причины могут быть сведены к одному простому мотиву. Эмоции, возникающие внутри, если они окажутся несовместимыми с само-принятием, могут угрожать надежности, вызвать крен в башне моего само-образа. Я не могу себе это позволить. Но тогда у меня будут возникать психосоматические проявления, головные боли, аллергии, язвы, подверженность гриппозным вирусам и всевозможные спазмы. Похороненные эмоции подобны отверженным людям — они заставляют нас платить высокую цену за свое отвержение. Сам ад не располагает такими злобными фуриями, которые сравнились бы с отверженными эмоциями.
